Календарь

«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031



  Популярное





» » » Летописи, документы и легенды

    Летописи, документы и легенды


    Глава 3

    Летописи, документы и легенды о “крещении Руси”

    78

     

    История Древне”^ русского государства привлекает к себе пристальное внимание как отечественных, так и зарубежных ученых, писателей, литературоведов и искусствоведов. Древнерусская литература, архитектура, икона, фрески, мозаика открываются человечеству как шедевры мирового значения. Исследователи приходят к единодушному мнению, что речь идет не о каком-то частном явлении, а о феномене – мощном культурном слое, принадлежащем великому народу, прочно вошедшему в мировую историю.

    79

     

    Авторитетный исследователь культуры Древней Руси академик Д. С. Лихачев, раскрывая ценности древнерусской культуры, объявляемой на Западе “культурой великого молчания”, замечает: “Мы стоим на пороге... открытия, пытаемся нарушить молчание, и это молчание, хотя еще и не прерванное, становится все более и более красноречивым”1.

    Многие страницы истории нашей страны еще хранят свои тайны. Причин тому немало. И одна из них заключается в том, что многие исторические вехи прошлого нашего народа подверглись тенденциозной интерпретации церковных идеологов, в силу чего само историческое событие зачастую с течением веков предстает в извращенном, нереальном свете.

    Ярким примером тому является появившаяся в XI веке легенда о “крещении Руси”, которая не только не соответствует фактам, но и извращает реальный процесс христианизации русского государства. Детально изучив ее, даже церковный историк Е. Е. Голубинский вынужден признать: “Кто любит занимательные и замысловатые повести, не заботясь ни о чем другом, для кого сказка предпочтительнее всякой действительной истории, лишь бы иметь указанное качество, того... повесть о крещении Владимира должна удовлетворять вполне, ибо достоинство замысловатости ей принадлежит бесспорно” 2.

    Глубоко неверно представление о введении христианства на Руси как единовременном акте “крещения Руси” киевским князем Владимиром. Как показывает накопленный материал, настало время не только пересмотреть детали, но и на этой основе по-новому взглянуть на всю историю введения христианства на Руси в целом.

    Церковные историки связывают быструю цивилизацию древнерусского общества с “крещением Руси”. Получается, что цивилизация на Руси обязана своим развитием христианизации, что культурно-историческое наследие народов нашей страны – религиозное наследие. Эмигрантская печать, в частности журнал “Русское возрождение”, усиленно муссирует идею о привнесении в дикие славянские земли некоей православной культуры, из которой якобы и развилась русская национальная культура.

    1 Лихачев Д. С. Первые семьсот лет русской литературы // Изборник (сб. произведений лит. Древ. Руси). – М.: Изд-во худож лит., 1969. – С. 6.

    2 Голубинский Е. История русской церкви. – Т. 1, ч. 1. – С. 110.

    80

     

    Несмотря на немалое количество литературных источников, исследователи не раз становились в тупик, когда пытались восстановить единую картину по свидетельствам участников или наблюдателей процесса распространения христианства на Руси. “Показания очевидцев” оказываются слишком противоречивыми даже в таких свидетельствах, которые должны жить в памяти народной долгие века. Роднит и объединяет большинство древнерусских литературных памятников в основном одно: главные заслуги введения христианства на Руси полностью и безоговорочно приписываются князю Владимиру. Образ князя Владимира предстает и в былинном эпосе, где великий князь Красное Солнышко является любимейшим героем и гордостью русской земли. Рознят же эти свидетельства лишь частности, детали, но ведь из этих деталей вырастают разные детища, противоположные точки зрения на одни и те же события.

    Наиболее известной, устоявшейся является фабула событий, изложенная в “Повести временных лет”. Именно из этой, казалось бы, безобидной легенды о “крещении Руси” князем Владимиром при посредничестве корсунских и византийских священников выросли другие не столь безобидные мифы. Мы попытаемся доказать, что обусловлены они неверной посылкой.

    Усомниться в правильности изложения событий в “Повести временных лет” заставляют свидетельства Илариона и мниха (монаха) Якова, “Сказание о Борисе и Глебе”, замечания арабских, византийских и армянских писателей и хронистов.

    Прежде всего коснемся фактов, которые бросаются в глаза при самом поверхностном взгляде. Крещение князя Владимира “Повесть временных лет” относит к 988 году и связывает это событие с походом князя на византийский форпост в Крыму – Херсонес, или Корсунь. Однако в “Памяти и похвале Владимиру” мниха Якова говорится: “По святом же крещеньи поживе блаженый князь Володимер 28 лет. На другое лето по крещении к порогом ходи, на третье лето Корсунь город взя...”1.

    1 Цит. по: Голубинский Е. История русской церкви. – Т. 1. – Ч. 1. – С. 245.

    81

     

    На то что “по крещении” Владимпр жил 28 лет, указывается также в “Сказании о Борисе и Глебе” и некоторых “Житиях” Владимира. Достоверно известно, что Владимир умер в апреле 1015 года. Следовательно, крестился он в 987 году. В пользу Якова мниха свидетельствует и сам летописец, который, связывая крещение Владимира с Корсунем, говорит: “Не знающие же истины говорят, что крестился Владимир в Киеве, иные же говорят – в Васильеве *, а другие и по иному скажут”2. Как видим, практически сразу же за фактом крещения Владимира появляются различные противоречивые версии.

    При сопоставлении этих версий получается, что не только детали, но и сама суть рассказов совершенно различна. И различна настолько, что позволяет выделить две группы, два направления. Иларион, мних Яков, автор “Сказания о Борисе и Глебе” – это более древний рассказ, содержащий ту патриотическую струю, которой первоначально был окрашен сам процесс введения христианства на Руси. “Повесть временных лет”, “Жития” Владимира – это более поздняя легенда, которая стремилась затушевать тот взлет борьбы за самостоятельность и независимость, который был характерен для вводимого Владимиром христианства. Появление этих двух версий в изложении одних и тех же событий – это отражение той политической и идеологической борьбы, которая шла между двумя церквами – византийской и зарождающейся русской, между двумя государствами – Русью и Византией.

    Анализ указанных древнерусских источников показывает, что их свидетельства будут представлять собой хаотическое сочетание несовместимостей, если не различать их между собой. “Повесть временных лет” трудно сопоставлять с сочинением Илариона и мниха Якова, если рассматривать их как объективные свидетельства исторических событий тех лет. Нельзя понять, почему Иларион, написавший свое сочинение не позднее чем через 36 лет после смерти князя Владимира, ни словом не обмолвился о том, о чем так многословно говорится во всех других документах, если не учитывать того, что это произведения разных исторических эпох, разных течении общественной мысли.

    1 Ныне г. Васильков.

    2 Повесть временных лет. – С. 127.

    82

     

    “Повесть временных лет” и “Жития” Владимира основное внимание уделяют крещению князя Владимира в Корсуне, и потому исследователи давно объединили эти свидетельства единым заголовком – Корсунская легенда. В противовес Илариону и Якову мниху в этих рассказах достаточно большое место отводится корсунским священникам, которые совершили сам акт крещения Владимира и киевлян. Есть среди них и такие, которые, помимо корсунских попов, говорят и о царицыных попах, т. е. византийцах, и даже о митрополите или епископе, которых якобы прислали константинопольские цари вместе с Анной, отдаваемой Владимиру в жены. Таким образом, эта легенда успешно вот уже несколько столетий утверждает мысль о том, что крещение Русь приняла от Византии через корсунских греков.

    Данная точка зрения доминирует и ныне, поскольку Корсунская легенда хотя и вызывает сомнения, но оспаривать ее трудно. Однако эту легенду практически невозможно согласовать с сочинениями русских книжников XI века Илариона и Якова мниха, поскольку эти памятники оспаривают роль кого бы то ни было, даже Византии, в деле приобщения Руси к новой религии. Это противоречие редко отмечается исследователями, но оно становится особенно очевидным, если проанализировать труд первого русского митрополита в контексте проблем введения христианства на Руси.

    Шедевр древнерусской философской мысли “Слово о законе и благодати” митрополита Илариона может ответить на многие вопросы той эпохи, но оно остается незамеченным, поскольку мало согласуется со всеми остальными источниками. Правильно оценить это произведение поможет уже высказанная ранее мысль, что введение христианства на Руси первоначально и особенно во времена Владимира производилось самочинно, это было русское независимое христианство, и рождалось оно не под напором или воздействием Византии, а автономно. Ранее при рассмотрении причин введения христианства на Руси было показано, что русское государство было сильной, могущественной и самостоятельной державой. И было бы по крайней мере странно и непонятно, если бы диктовавший свою волю Византии Владимир посредством введения византийского христиаиства попадал в политическую или идеологическую зависимость от своего вечного соперника и врага.

    83

     

    Рассматривая проблемы зависимости русской церкви от греческой, о митрополии и митрополитах, Е. Е. Голубинский отмечает следующее: обычно принимается за нечто само собой разумеющееся, что русская церковь в административном отношении была подчинена церкви греческой. Однако принимать это положение как аксиому было бы большой ошибкой. “Как ни одно государство не имеет права посягать на подчинение себе другого и как каждое государство имеет право распоряжаться своими внутренними делами совершенно самостоятельно, так, в буквальную, можно сказать, параллель с этим, ни одна частная церковь не имеет право посягать на подчинение себе другой таковой же и каждая частная церковь имеет право устраивать свои внутренние дела совершенно ни от кого независимо...”1. Далее Е. Е. Голубинский отмечает, что “частная церковь Греческая имела совершенно такое же право подчинить себе частную церковь Русскую, какое право имело бы государство Греческое подчинить себе государство Русское, т. е. не имела права ни малейшего и вовсе никакого”2.

    Несмотря на это, все митрополиты русской церкви домонгольского периода, за исключением двух, были греками, что может свидетельствовать об определенной зависимости русской церкви от византийской. Далее историк русской церкви отмечает, что русская церковь имела право на то, чтобы быть совершенно самостоятельной и независимой, хотя по каким-то причинам не смогла им до конца воспользоваться. “Но существуют основания думать, что первоначально дело было не так, а именно – что Русская церковь первоначально получила было самостоятельность или независимость...”3. Однако все наши рассуждения о первоначальной независимости русской церкви останутся голословными, если не подтвердить их словами свидетелей тех далеких времен.

    1 Голубинский Е. История русской церкви, – Т. 1. – Ч. 1. – С. 259.

    2 Там же.

    3 Там же. – С. 253.

    84

     

    Произведения писателей XI века необходимо рассматривать в контексте конкретно-исторической обстановки, поскольку они выражали политические идеи и тенденции своего времени. Важнейшей проблемой широкого политического значения, волновавшей умы писателей того времени, было приобщение русского народа к христианству. Сочинения эти носят по преимуществу церковный характер и, казалось бы, должны быть наполнены умилением перед фактом приобщения русских к “истинному источнику благодатной веры” – византийскому православию, о чем так любят говорить современные богословы. Однако анализ показывает, что их основным идейным стержнем является борьба за политическую и церковную самостоятельность, доказательство равноправия Руси и Византии.

    Конкретно-историческая обстановка, в которой происходило введение христианства на Руси – обстановка противоборства двух государственных систем: византийской и русской, двух церковных систем: создающейся и разработанной во всех деталях, двух миров: христианского – “ромейского” и языческого – “варварского”. Молодое феодализирующееся русское государство вступало в сложную структуру христианского мира, и правильно оценить то место, которое оно заняло в нем, можно лишь при учете церковно-политической борьбы конца X–XI веков.

    Этот период истории христианства характеризуется интенсивной борьбой двух церковных центров – Византии и Рима. Каждая из этих церквей именовала себя вселенской. Рим требовал подчинения всех остальных христианских церквей, считая себя единственным полновластным хозяином и распорядителем во всем мировом христианстве. Кафедра Петра, заявляли папы, имеет главенство “над всеми церквами во вселенной; первосвященник этой Римской кафедры во все времена должен считаться выше и славнее всех священников всего мира, и в отношении к вопросам богослужения и веры суд его да господствует над всеми”1. Папство стремилось завоевать верховенство и над светской властью.

    Лебедев А. П. История раздоления церквей в IX, X и XI веках. – СПб., 1905. – С. 334.

    85

     

    Однако к середине X века папство становится выразителем интересов германских императоров, которые через посредство папской курии диктуют свою волю другим странам и народам 1. Поэтому принятие западного христианства означало бы для Руси подпадение под сильное влияние Германской империи.

    Константинопольская церковь находилась в несколько иных условиях. Восточная Римская империя еще на протяжении тысячелетия после распада Западной империи сохраняла свою независимость и относительную целостность, и патриарший престол осуществлял церковную юрисдикцию в государстве с централизованным управ-лением. Поэтому исторически сложилось так, что патриарх был полностью зависим от императора, который претендовал на роль главы и вселенской империи, и вселенской церкви.

    История человечества с церковно-византийской точки зрения началась с приготовления к “пришествию Христа”, а затем было создано единое христианское вселенское царство – Рим. Однако ввиду измены истинной вере со стороны первого Рима второй Рим – Византия призван вернуть человечеству утраченный политический облик. Эта византийская историческая концепция ведущую роль отводила лишь тем народам, которые были призваны сначала подготовить, а потом осуществить создание единого христианского государства – “вселенной ромеев”.

    Исходя из такой всемирно-исторической роли Нового Рима весь христианский мир объявлялся вселенской церковью. Во главе ее стоит бог, а управлять этим миром должен один царь. “До самого падения Константинополя, – пишет Д. С. Лихачев, – императорская власть представлялась в Византии властью всемирною и исключительною. Несмотря на несоответствие этих претензий реальному положению дел, греческие политические деятели не допускали возможности существования рядом с византийским императором равных ему по силе и независимых от него властителей”2.

    В словах апостола Петра “бога бойтесь, – царя чтите” греки видели указание на то, что вселенной; должен управлять один царь – византийский император, христианнейший из всех христианских правителей.

    1 Всемирная история: В 10 т. – М.: Госполитиздат, 1955. – Т. 1. – С. 270–273.

    2 Лихачев Д. Русские летописи и их культурно-историческое значение. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. – С. 44–45.

    86

     

    Вселенский император являлся и главою вселенской церкви, а все христиане являлись, по мысли греков, подданными императора. Так, константинопольский патриарх Феодор Вальсамон утверждал: “Все гордящиеся христианством, живут ли они на Востоке, или в Александрии, или где бы то ни было, носят имя римлян и обязаны жить по законам”1. Патриарх даже не уточнял, по каким законам, так как других, кроме римских, для него вообще не существовало.

    Человечество делилось соответственно на “ромеев” и “варваров”. Константин Багрянородный проводит четкую грань между “обществом христиан” и “неверными и худородными жителями севера”. Приобщенные к христианству варвары рассматривались как подданные империи, и подчинение их римским законам было обязательным. Византийское церковное управление в “варварской” стране становилось проводником византийского государственного управления. Таким образом, все новообращенные народы попадали в определенную политическую зависимость от византийской империи.

    В сложной обстановке борьбы двух вселенских церквей, окончательно разделившихся в 1054 году, русскому государству приходилось “выбирать веру” не столько из высших, сколько из весьма прагматических соображений: как отстоять свою самостоятельность в столь сложной и противоречивой обстановке. О том, что Русь не пала на колени перед столь властолюбивыми притязаниями христианских церквей, а достойно противостояла им и в меру возможного отстояла свое право на независимость, свидетельствуют очевидцы этой борьбы. Произведения первых русских церковно-политических деятелей говорят о том, что идеологи русской церкви не только спорили с вселенскими притязаниями христианских церквей, но стремились уравнять и даже поставить “выше и превыше” новую церковь, новых христиан по сравнению с закостеневшими в “иудействе” ромеями.

    Идеологом зарождающейся русской церкви, созданной князем Владимиром, был первый митрополит русин Иларион.

    1 Соколов П. Русский архиерей из Византии, – К., 1913. – С. 12.

    87

     

    Идейное содержание “Слова о законе и благодати” митрополита Илариона мало известно не только широкому кругу читателей, но и исследователям проблем утверждения христианства на Руси. Это объясняется не только сложностью полемического произведения, но еще и тем, что оно плохо укладывается в схему о 500-летней зависимости русской церкви от греческой 1.

    “Слово” Йлариона сложно для понимания до тех пор, пока не будет выяснена его основная идея – равноправие всех народов, противостоящая теориям вселенской империи и вселенской церкви. Большой вклад в выяснение истинного смысла идей, изложенных Иларионом в традиционных для христианского богословия символических схемах, внесли исследователи древнерусской литературы Д. С. Лихачев, И. Н. Жданов, И. У. Будовниц. Исследователи сходятся в самом главном: Иларион своим сочинением “прославляет русский народ среди народов всего мира и резко полемизирует с учением об исключительном праве на вселенское господство Нового Рима – Византии”2. Однако эта мысль не лежит на поверхности и не сообщается Иларионом прямо и открыто. Потребовался сложный анализ конкретно-исторической обстановки написания этого произведения, расшифровка тайного смысла Пларионовых метафор, приведение трехчастной композиции “Слова” к единому смысловому значению, чтобы “тайное стало явным”. “Слово” открыло свои, скрытый для нас и очевидный для современников, смысл лишь при рассмотрении его в контексте сочинений XI–XII веков, при анализе русско-византийских отношений и проблем введения христианства на Руси. Это еще раз подтверждает неправомочность абстрактного подхода к анализу памятников древнерусской, да и любой другой, культуры.

    Краткое содержание этого литературного памятника изложено в полном названии сочинения: “О законе Моисеом данеем, и о благодати и истинле Иисус Христом бывшим, и како закон отъиде, благодать и истина всю землю исполни и вера в вся языки простреся и до нашего языка русьскаго, и похвала кагану нашему Владимеру, от негоже крещени быхом”.

    1 См., напр.: История и теория атеизма. – М.: Мысль, 1982. – С. 110.

    2 Лихачев Д. С. Русские летописи. – С. 51.

    88

     

    Уже самим названием автор показывает, что произведение состоит из трех частей. Первая часть излагается в богословских категориях – символах закона и благодати, рабства и свободы, вторая – в символах вина нового для новых людей, третья – ,в песнопениях блаженному князю Владимиру. Эти метафоры будут не многословны, пока значение труда Йлариона будет ограничиваться узкими рамками то ли борьбы с иудейским учением, то ли противопоставлением Нового и Ветхого заветов, то ли борьбой за канонизацию Владимира. Значение Иларионова сочинения более широко: он создает собственную патриотическую концепцию всемирной истории. Изложению ее основополагающих постулатов и посвящена первая часть сочинения.

    В рамках исторических воззрений средневековья Иларион рассматривает утверждение “истины”, “благодати”, “свободы”, “света”, идущих на смену “рабству”, “закону”, “тени”. “Прежде закона, ти потом благодати, прежде стень (тень), ти потом истина”1. К изложению библейской легенды о Сарре и Агари Иларион прибегает с целью противопоставления рабства и свободы (работная Агарь – свободная Сарра), закона и благодати.

    Всемирная история представляется Илариону как смена двух эпох. Первый период – время Моисеева закона. Этот период был дан человечеству как подготовительный “на проуготование истины и благодати”2. Закон был достоянием иудеев, и в силу того, что он разобщал народы и был уделом лишь немногих, он держал человечество в рабском состоянии. Но подобно тому, как на смену свету луны приходит солнце, так и на смену закону приходит благодать, начинается новая эпоха, озаренная учением Христа, т. е. начинается торжество христианства на всей земле. Но не без труда воцаряется царство истины и благодати. “Июдеи бо при свещи законней делаху свое оправдание”.

    1 Иларион. Слово о законе и благодати. – С. 60.

    2 Там же.

    89

     

    Они не хотели распространения своей веры в иные народы: “оправдание июдейско скупо бо зависти ради, не бо ся простирааше в ннмя языки, но токмо в июдеи бе единой, христианыих же спасение благо и щедро, простираася на вся края земленыя”1 . Так Иларион противопоставляет узконациональным притязаниям идею всеобщего равенства. Истина “универсальна, всеобъемлюща и вследствие этого тождественна благодати, которая снимает односторонность закона и, подобно солнцу, равно светит всем людям, всем “языкам”. Закон был достоянием иудеев, благодать же дарована всему миру” 2.

    Христианство, по мысли Илариона, является достоянием всех народов без исключения. И эта концепция всемирной истории русского мыслителя прямо противоположна притязаниям средневековых церквей на избранность и исключительность. “Византийской теории вселенской церкви и вселенской империи, – пишет Д. С. Лихачев, – Иларион противопоставил свое учение о равноправности всех народов, свою теорию всемирной истории, как постепенного и равного приобщения всех народов к культуре христианства”3.

    Христианство, по мнению Илариона, как морская вода постепенно покрывает всю землю. “Вера бо благодатная по всей земли распростреся и до нашего языка руськаго доиде, и законное озеро пресыше, евангельскый же источник наводнився и всю землю покрыв и да нас пролиявся. Се бо уже и мы с всеми христианы славим святую троицу, а июдея молчит”4. Идеолог первоначальной русской церкви еще более расширяет свою концепцию, доказывая, что новые языки, т. е. новые народы, даже имеют преимущество перед народами, обветшавшими в национальной иудейской скупости. “Лепо бо бе благодати и истине на новыя люди въсияти, не вливають бо – по словеси Господню – вина новаго – учения благодатна в мехы ветхы, обветшавшая в июдействе, аще ли просядуться мехы и вино пролиется; но могше бо закона стеня удържати, но многажды идолом ся покланяваше, како истипныя благодати удържать учение; но новое учение, новы мехы, новы языкы, новое и съблюдеться, якоже и есть”5.

    1 Иларион, Слово о законе и благодати. – С. 62.

    2 3амалеев А. Ф., 3оц В. А. Мыслители Киевской Руси. – К.: Вища шк., 1981. – С. 46–47.

    3 Лихачев Д. С. Русские летописи... – С. 57.

    4 Иларион. Слово о законе и благодати. – С. 67.

    5 Там же.

    90

     

    Поднимая глубинные смысловые пласты “Слова” Илариона, И. У. Будовниц отмечает: “Не замыкаясь в рамках одного русского народа, а выступая от имени всех “новых людей”, т. е. молодых народов, сравнительно недавно вступивших на историческую арену, Иларион как бы противопоставляет обанкротившемуся античному миру новый мир, представленный народами, которые греки высокомерно третировали как “варваров”. От имени “варварского” мира Иларион предъявляет Восточной Римской империи тяжелые обвинения. Будучи христианами, греки, подобно обрезанным новообращенным Иерусалима, чинят насилие другим христианам. Они не делятся приобретенной “благодатью” с другими народами, а с “иудейской завистью” своекорыстно стремятся удерживать ее только для себя. Поэтому греки недостойны благодати и истины, которым “лепо” было воссиять над “новыми людьми”, ибо не вливают новое вино в ветхие мехи, которые могут прорваться... но для нового учения нужны новые мехи, новые народы, как оно и сбылось”1.

    Исследователи давно заметили, что не в пример последующей церковной традиции Иларион реабилитирует язычество. Еще И..Н. Жданов, первый серьезный исследователь “Слова”, заметил, что патриот пересиливает в Иларионе человека церковного. Он славит прошлое русского народа, с гордостью и любовью вспоминает князей-язычников Игоря и Святослава. Патриотический пафос сочинения столь высок, что первый русский митрополит в рамках своей концепции провозглашает языческие народы истинными восприемниками учения Христа. По мнению И. Н. Жданова, Иларион явился страстным выразителем идеи своего времени: “Будучи временем зарождения на Руси книжного образования, время Ярослава было вместе с тем и временем зарождения особенного рода национального самосознания”2, и потому Иларион не замыкается ни на одном из поставленных вопросов, а поднимается до философских обобщений и до решения политических проблем своего времени, выражает патриотические чувства новых христиан.

    1 Будовниц И. У. Общественно-политическая мысль Древней Руси (XI–XIV вв. ). – М.: Изд-во АН СССР, I960. – С. 71.

    2 Ж д а н о в И. Н. Сочинения. – СПб., 1904. – Т. 1. – С. 56.

    91

     

    Постепенно Йларнон переходит от общего к частному, от общеисторических вопросов к проблемам русской земли. Исходя из уже построенной схемы равного приобщения народов к христианству, он развивает излюбленную мысль всех первых русских писателей о принятии христианства Русью по милости самого бога: “вся страны благый бог помилова, и нас не презре, въсхоте и спасе ны и в разум истиный приведе” 1. Эту мысль еще более конкретизирует Яков мних.

    Если первая часть, как точно подметил Д. С. Лихачев, говорила о вселенском характере христианства, а вторая – о русском христианстве, то третья часть предназначена для похвалы Владимиру. Переход к третьей части органичен и знаменателен. Иларион сообщает, что каждая страна имела своим просветителем одного из апостолов. Кого же считает своим апостолом Русь? И ответ Илариона на этот вопрос показывает, как изменились представления церковных историков с течением веков. Не с апостольской проповедью из дальних стран Андрея Первозванного пришло христианство на Русь, по мнению древнерусского книжника: “Хвалит же и похвалными гласы римьская страна Петра и Павла... вся страны, гради и людие чтут и славят коегождо их учителя, иже научиша православней вере. Похвалим же и мы, но силе нашей, малыми похвалами великая и дивная сътворшаго, нашего учителя и наставника, великаго кагана нашел земля, Владимера...”2. Таким образом, учителем и наставником русского народа является князь Владимир, внук старого Игоря, сын славного Святослава. “Не в худе бо и не в неведоме земли владычествоваша, но в руской, яже ведома и слышима есть всеми конци земля”3.

    На своеобразной аргументации Илариона, доказывающего святость Владимира, мы еще остановимся. Здесь же необходимо отметить, что основная цель этих дифирамбов иная. Своим сочинением Иларион запечатлевает то, чем бурлила жизнь русского общества в первые десятилетия после введения христианства: Русь своим крещением не обязана никакому постороннему влиянию, а исключительно “божьей благодати”, пролившейся на князя Владимира.

    1 Иларион. Слово о законе и благодати. – С. 67.

    2 Там же. – С. 69–70.

    3 Там же. – С. 70.

    92

     



    Другие новости по теме:

  • Заключение
  • Об этом церковники не говорят
  • Введение христианства на Руси
  • Феодализация и христианство
  • Размышление о вере и религии-04


    • Комментарии (0):


      redvid esle