Календарь

«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031



  Популярное





» » 5.Осипов. Университеты жизни

    5.Осипов. Университеты жизни

    2-07-2009 10:36 - duluman - Атеизм | Просмотров:

    УНИВЕРСИТЕТ ЖИЗНИ

     

    Моя вторая деятельность – священника-миссионера оказалась для меня чрезвычайно полезной. Волей судеб я вынужден был увидеть всю изнанку капиталистического мира. Преступники, деклассированные элементы, люди дна, проститутки и воры, убийцы, громилы, насильники и растлители, хулиганы проходили передо мной рядом с людьми, осужденными по подозрению в принадлежности к “красной опасности”. Несчастные, всеми оставленные старики умирали у меня на руках. Сумасшедшие часами развивали мне свои теории. Чахоточные, тифозные, дифтеритные и другие больные хватали меня за руки в предсмертной муке. Приходилось посещать трущобы и потом униженно молить “кобенившихся” купцов, чтобы вырвать “от щедрот их” несколько десятков центов или килограмм-другой подпорченных продуктов с их фабрик для этих несчастных и их детей. Это был для меня своеобразный второй университет. Проработав так не один год, я утвердился в крайне левых убеждениях.

    В это же время я начал постигать и еще одну правду жизни. Как ничтожно мало, оказывается, значит “облагораживающее влияние религии” в обществе, раздираемом противоречиями! Как жалки утешения “пастыря”, когда требуются решительные меры, когда каленым железом революции надо бы было выжечь всю мерзость эксплуатации и угнетения человека человеком!

    Мало и этого! Церковь, ничего не будучи в состоянии дать, кроме туманных обещаний “будущего блаженства”, которое даже обрисовать как следует не может, своими призывами к смирению разоружает человека в его справедливой борьбе за лучшую жизнь на земле.

    49

     

    Она маскирует классовое неравенство в отношениях между людьми и притом маскирует в пользу сильных мира сего. Она одинаково поет свои “упокой, господи” и над ростовщиком и над его жертвой, над насильником и насилуемым, над мерзавцем и его растоптанной, униженной и оскорбленной несчастной игрушкой в образе человеческом.

    В этот период я навсегда исцелился от дешевой доброты и толстовского непротивленчества. “Добренькие” христиане коллекционируют добрые дела, как валюту на покупку билета в царство небесное, и любят повторять при этом, что все добро одинаково – накормить ли голодного, помочь брату-человеку в беде или дать “милостыньку” дармоеду-профессионалу, наживающемуся на церковных папертях, дающему возможность толстым тешить свое сознание любованием своей добротой. А мне стало ясно, что добро добру рознь.

    Тогда, в мой сугубо православный период жизни, все это медленно копилось в душе, откладывалось в кладовых памяти, неясно ворочалось в сознании, не давая ему успокоиться. А впоследствии, когда настал светлый час всестороннего пересмотра жизни, оно послужило топливом сознанию и сердцу, чтобы нагреться им до температуры плавки, способной выжечь в душе всю нечисть религиозных предрассудков.

    И еще одним “открытием” подарила меня деятельность того периода. Общение с умалишенными показало, как много людей теряют рассудок или делаются тяжкими нервнобольными на религиозной почве. При этом бросилась в глаза одна странность. Религиозное помешательство очень часто сопровождается всякими вывихами сознания сексуального, полового, характера. Этот вопрос я впоследствии исследовал, разговаривал о нем с психиатрами и учеными-психологами. Так, в частности, мне стала ясна истинная подоплека того истерического обожания, которым нередко всевозможные фанатички окружают “пастырей”, особенно молодых, или популярных проповедников.

    50

     

    Чаще всего основу этого обожания составляют отнюдь не религиозные чувства и убеждения (которые играют тут только наводящую, подсобную роль), а кипение неудовлетворенных, часто и непосредственно религией искаженных и подавленных страстей.

    Да, это был для меня поистине великий период накопления жизненного опыта...

    Конец 1936 года оказался для меня роковым. В Эстонии совершился националистическо-фашистский переворот. Глава государства разгромил фашистов, но... только для того, чтобы, оставшись у власти, затем принять их программу.

    Программа эта вскоре сказалась на мне, как и на судьбах многих людей. Началось принудительное обэстонивание. В ряде газет появлялись статьи, непосредственно обращавшие внимание на мою, казалось бы, весьма незначительную персону. “Долой русского Ваньку из эстонского университета”, – гласило название одной изг них. “Он и эстонским языком-то не владеет...” – писалось в другой. (Это была заведомая ложь. Как раз в это время мне, по поручению синода,^ пришлось несколько месяцев заменять заболевшего настоятеля Преображенского собора в Таллине, где был эстонский приход. Служил, совершал требы и проповедовал по-эстонски. Вскоре после этого получил уроки в эстонской частной гимназии Лендер).

    Не помогло мне даже заступничество синода. Пришлось уйти из университета и расстаться с мечтой о научной деятельности.

    Правда, председатель синода, брат президента республики, протоиерей Николай Пяте, вызвав меня к себе, предложил:

    – Вот что, Осипов! Отбросьте-ка от своей фамилии презренное окончание “ов” и станьте эстонцем! Я и фамилию вам уже подобрал похожую на прежнюю – Оссеп! И карьера вам тогда будет обеспечена!..

    На решительный отказ Пяте заметил:

    – Смотрите, вы сами перечеркиваете свой жизненный путь!

    51

     

    – Пусть будет так, но иначе я не хмогу...

    Удалось получить сначала место второго священника, потом настоятеля в русском приходе в Казанской – рождества богородицы церкви в Таллине. В это же время я стал учителем “закона божия” и классным наставником одного из классов той самой таллинской русской частной гимназии, которую некогда окончил.

    Работа с детьми понравилась мне. Ту любовь к широким знаниям, которую внушил некогда Богоявленский, я в этот период педагогической деятельности не уставал внушать и своим ученикам. Я водил их на фабрики и заводы, ездил с ними в “экспедиции”, в шахты Кунды, в древний Петровский Балтийский порт и т. д. И когда мой бывший ученик – капитан дальнего плавания с борта дизель-электрохода “Лена” ступил на землю Антарктиды и привез мне оттуда (как привез еще раньше до этого зуб белого медведя с Новой Земли) кусок розового гранита с места, где был заложен поселок Мирный, то тем самым засвидетельствовал, что я в свое время также внушил ему не аскетическое отречение от мира, а благородную страсть к познанию этого мира.

    В те же годы вместе с Богоявленским мы организовали в Таллине русские частные вечерние богословские курсы. Работали они три года. На них я впервые читал курс по ветхозаветной части библии. В тот же период много проповедовал, вел систематические беседы в своей церкви, церкви пригорода Нымме, церкви пригорода Копли и в эстонском Преображенском соборе (на эстонском языке). Продолжал писать и печататься. Работал немного и в области светской литературы.

    Но в душе у меня жила большая неудовлетворенность. Что меня томило, я и сам тогда как следует не сознавал. Чувствовал только, что жизнь складывается не так, как надо. Пастырская деятельность не давала удовлетворения. Все время казалось, что большая часть усилий тратится на ненужную мишуру, а собственно полезного делается ничтожно мало, если делается вообще.

    52

     

    И часто “пастырь” находится в положении колдуна, обслуживающего человеческие суеверные страхи, или дурного психиатра, не лечащего души человеческие, а только “заговаривающего зубы” и внешне успокаивающего боль, тогда как болезнь, вызывающая ее, продолжает разрушать организм. Какой хороший врач-психиатр удовлетворился бы таким методом лечения?

    Нет, не поймите этих слов как свидетельство того, что вера у меня уже исчезла. Я и молился тогда, как и многие годы после этого (только не многословно), и служил истово, хотя и очень не любил милой сердцам большинства “пастырей” богослужебной помпы. И в религии был убежден твердо, хотя сомневался в духовном значении многих частей библии, а ряд книг считал просто произведениями древнееврейской истории и литературы...

    А вот где-то в глубинах сознания нарастала волна протеста против этого мира условности и фантазии, обслуживать который я был обречен после ухода из университета...

     

    СРЕДИ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ

     

    Летом 1940 года кончился “заграничный” период моей жизни. Эстония воссоединилась с Советским Союзом. Я продолжал работать по-прежнему. Советскую власть и падение капиталистического окружения в мире, где я жил, воспринял с глубокой внутренней радостью.

    Мне очень хотелось выразить свое социально-политическое кредо, и я, что называется “для души”, написал в это время пьесу, в которой выразил обуревавшие меня чувства. Эту пьесу я понес было на просмотр художественному руководителю приехавшего к нам в Таллин театра. Увы! Он оказался перестраховщиком и не захотел ее даже прочесть. А кто знает, попади я на другого человека, мог бы иначе пойти и процесс моего духовного перерождения и возрождения. Как много для человека значат чуткость и внимательность.

    53

    Вот и сейчас люди нередко попадают в сети религиозных предрассудков потому, что “пастыри” церкви и сектанты умеют подойти к людям с учетом потребностей данного момента и человеческих переживаний, а общественность и ее представители нередко довольствуются черствой разовостью бесед и отдельных встреч с человеком. А какие добрые плоды приносят внимание и забота, индивидуальная работа с отдельными людьми там, где их ведут с открытым сердцем и горячей непосредственностью. Думается мне (основываясь на долгом опыте жизни), что именно в этой области лежат сейчас главные пути борьбы за человека, за освобождение людей от опутывающих их суеверий.

    Но я уклонился от основной линии моего рассказа.

    Через год началась Отечественная война. Был мобилизован в армию и я. В Таллине оставил жену, в ожидании рождения ребенка, и трехлетнюю дочку.

    Год в армии. Демобилизация и трехлетняя работа священником в Перми (на Урале). В то время я знал свое место в жизни. Кругом было столько горя народного. Утешал, поддерживал, помогал собраться с силами, выстоять в испытаниях, призывал крепить оборону страны. Вместе с приходом получил три благодарности Сталина за сбор средств на оборону. Ведь простые верующие люди были теми же советскими людьми. С ними я чувствовал себя слитым воедино в наших общих чаяниях борьбы с врагом и желании победы над ним. И теперь, работая над этой исповедью, я вновь думаю не о том, что обо мне будут говорить и думать, а о них – хороших советских людях, остающихся еще в плену многовековых предрассудков, и от души желаю, чтобы и они, подобно мне, нашли свой путь духовного раскрепощения. Помощи им в этом я и хотел бы посвятить в дальнейшем все свои еще нерастраченные силы.

    В конце войны я приехал в освобожденный Таллин. Семьи своей здесь не нашел. Запуганная фашистской пропагандой и получив ложные сведения о моей смерти (как я слышал, меня даже отпели), жена с двумя дочерьми и родителями выехала в Германию.

    54

     

    После многих бесплодных попыток найти и вернуть семью через н аши репатриационные органы (причем препятствовали им в этом главным образом зарубежные церковники-эмигранты) узнал, что жена развелась со мной, как с “красным попом”, вышла замуж и увезла детей за океан.

    В Таллине я работал в прежнем приходе и, кроме того, секретарем местного епархиального управления. В связи с последней работой в 1945 году был на соборе, на котором избирался патриарх Алексий.

     

    В РОЛИ ВОСПИТАТЕЛЯ БУДУЩИХ “ПАСТЫРЕЙ”

     

    В 1946 году я узнал о готовящемся открытии ленинградских духовных академии и семинарии. Появилась надежда вернуться к научной деятельности. Поехал в Ленинград к митрополиту Григорию. Беседовали долго. Я рассказал владыке о всех этапах прошлой своей деятельности: о статьях, стихах, лекциях, работе в РСХД, книгах. Спросил, могу ли надеяться быть принятым на работу в духовные школы. Он сказал, что должен обо всем подумать. Через день я был принят вновь и услышал, к радости и смущению моему, что назначен не только профессором священного писания Ветхого завета и вспомогательной кафедры истории религий, но и инспектором, то есть проректором, академии и семинарии.

    Инспекторствовал три года да год исполнял обязанности ректора. В эти годы на меня, как служившего ранее в инженерных войсках, было возложено еще и руководство восстановительными работами по ремонту разрушенного авиабомбой здания академии. Четыре года строил, восстанавливал. В 1948 году здесь, на стройке, со мной произошел несчастный случай, навсегда сделавший меня “приговоренным к курортам” человеком, как охарактеризовал положение лечивший меня врач. В это время по должности инспектора мне приходилось постоянно служить в академическом храме, хотя это было и тяжело: у меня стали возникать острые боли в ногах.

    55

     

    Многолетние наблюдения довели мое прежнее недовольство театральностью церковных церемоний до форменного отвращения к тем лицедей-ствованиям, которыми полны православные службы. Люди, знавшие меня в те годы, вспомнят, что я всячески избегал торжественных служб и предпочитал ранние, более скромно обставлявшиеся обедни и главный упор делал на проповедь нравственности и взаимной любви и дружбы между людьми, в чем тогда видел главное дело религии на земле.

    Читатели поймут теперь меня, если я скажу, что радовался своему несчастью, так как оно дало мне возможность, оставаясь на педагогической работе и продолжая заниматься наукой, прекратить актерствование в академическом храме, как мне стало представляться богослужение, пока я наконец навсегда не покончил со священнослужением. Это произошло в 1950 году.

    За годы работы в церкви я возненавидел косность, ограниченность, тупость кастового духовенства и хотел воспитывать будущих служителей церкви всесторонне развитыми, глубоко советскими людьми, далекими от суеверного фанатизма. Не понимая всей наивности этих идеалов, я старался создать условия для более всестороннего развития воспитанников духовных учебных заведений. Им предоставлялась возможность ходить в театры, устраивались постоянные киносеансы, для академии покупались подлинно художественные картины, поощрялось чтение художественной литературы, проводились лекции по общеобразовательным и политическим вопросам, вечера вопросов и ответов.

    Внушая стремление к умножению знаний студентам академии, лелеял я и другую мечту: возбуждать их живую мысль, расширять кругозор, побуждать искать, как и сам тогда искал, путей научного обоснования высоких истин религии, в которые еще верил. Но скоро мне пришлось убедиться в тщетности этих стараний, в невозможности осуществления моих идеалов.

    Первым результатом всех моих действий в этом направлении были крупные неприятности, заставившие меня отказаться от поста инспектора семинарии и академии. Меня стали упрекать в том, что я-де веду слишком светскую линию, мало отдаю времени бдениям и постам.

    56

     

    Сам патриарх в своей речи в храме Ленинградской духовной академии 6 декабря. 1949 года сказал: “Горе тому пастырю, который и сам ищет мирских развлечений и семью свою увлекает на путь мирских соблазнов 1. Подвиг пастыря должен заключаться и в том, чтобы отрешаться от прелестей и утех мира, и если пастырь не свободен от этого соблазна, это признак, что у него нет истинного пастырского духа... И здесь, в духовной школе, все должно быть направлено к тому, чтобы создать цельный образ истинного, боголюбивого, благоговейного пастыря. И потому, когда мы слышим, что в духовной школе порой тоже бывают попытки ввести мирские обычаи и развлечения, мы не одобряем этого, потому что это постепенно отвлекает готовящихся к пастырству от того пути и от той цели, к которой она должна стремиться...”

    Таков был ответ церкви на мою попытку растить питомцев духовных школ людьми широкого кругозора и по-настоящему образованными.

    Из этой речи и из других указаний, которые я начал получать, явствовало, что руководство церкви хочет, чтобы воспитанники жили по существу одной святоотеческой литературой и были, вместе с пресловутыми “отцами церкви”, людьми, стоящими на уровне культурного развития и научного понимания первых пяти веков нашей эры. Я, однако, не хотел изменять идеалам “пастыря”, которые еще жили во мне в то время и в которые верил, и подал в отставку с поста инспектора.

    Много позже, продолжая наблюдать жизнь студентов и семинаристов, понял я, как трудно молодым людям, поступающим в духовные школы, было в данной обстановке отзываться на мои призывы. Недаром наставники академий и семинарий и почти все архиереи так боятся интереса к наукам, жажды света, широких интересов у учащихся духовных школ.

     

    1 Таким образом, на узость жизни и мышления осуждается и девушка, которая свяжет свою жизнь с пастырем.

    57

     

    Недаром так злобствуют они против того, чтобы студенты и учащиеся духовных школ читали светские книги, научно-популярные и атеистические издания, против посещения кино и театров.

    Закрыть глаза конскими шорами и отгородить человека от жизни катехизисом и иконостасом, затуманить ладанным дымом схоластики человеческое сознание, убить в душах самый человеческий из всех инстинктов – “хочу все знать!” – вот их идеал духовного “пастыря” и достойного “раба господня”.

    Читателю, думается мне, уже ясно из всего сказанного, что в такой среде и при такой системе только немногим, мыслящим людям из среды учащихся удается не утрачивать живой критической мысли, встать в какой-то мере на уровень современности. И только единицам оказывается по силам прозреть и отвергнуть хитросплетения религиозной схоластики.

    В 1951 году я вступил во второй брак. Мне пришлось за это испытать немало упреков от фанатиков и уставщиков. Находились церковные руководители, которые всерьез говорили: “К чему вам брак! Живите с кем хотите. Дело житейское. Вы же не старик. Это вам простят. Только чтобы все было без шума. Но канонов не нарушайте”.

    Мне хотелось и в личной жизни быть честным человеком, а не умножать собой числа тех героев грязных похождений, которыми так богата духовная среда. Это, по-видимому, понял и патриарх. Я подал прошение о снятии с меня сана. Но, увы, и это не избавило меня от рясы. Патриарх, не желая подавать повода другим к снятию сана, предпочел оставить меня в академии профессором “под вечным запрещением в священнослужении”, но с ношением рясы. На лекциях пришлось продолжать носить это ярмо отсталости, этот никчемный пережиток далекого прошлого.

     

    1 Ныне в ленинградских духовных школах для художественной литературы существует “рекомендательный список”, где литература подобрана очень специфично. Посещение театров бывает два-три раза в год, преимущественно на такие спектакли, как “Иван Сусанин”, “Борис Годунов”, “Царь Федор Иоаннович”, “Пиковая дама”, “Униженные и оскорбленные”. А о советских пьесах не заходит даже речи. История здесь как бы остановилась.

    58

     



    Другие новости по теме:

  • Профессор духовной академии порывает с религией
  • 7.Осипов - Разрыв
  • 2.Осипов. От верующего к пастырю церкви
  • Осипов. Путь к духовной свободе
  • О руководителе проекта СОТРЕФ.ком


    • Комментарии (0):


      redvid esle