Хлюстов Михаил Владимирович

Чудо святого Сортирия.

(Только для тех, кто умеет ценить и наслаждаться «Декамероном» Бокаччио, поэзией средневековых вагантов -   бродячих монахов)
 

...Бездетный добежал до церкви, где и укрылся за одним из ее контрфорсов. Огляделся вокруг - никого. Можно дух перевести. И тут ему вновь приспичило до крайности. Не раздумывая долго, Иван извлек на тьму ночи что полагается (ширинку он расстегнул загодя). Блаженно мочась, он воздал очи горе и увидел золоченый крест. "Ё - мое!" - ёкнул Иван, опуская глаза. Прямо на него из-за забранного решеткой окна взирал возмущенный лик богомолки. "Это вроде богохульства получается, - ужасался Иван, не в силах остановить излияние. – А за это..." И не успел он додумать мысль о каре до конца, как наказание свершилось. То, что он держал в руках, одеревенело. "Вот это да! Теперь придется ходить в раскоряку, на люди не покажешься", - сказал себе Иван, пощупав теплую окаменелость.

...Бездетный добежал до церкви, где и укрылся за одним из ее контрфорсов. Огляделся вокруг - никого. Можно дух перевести. И тут ему вновь приспичило до крайности. Не раздумывая долго, Иван извлек на тьму ночи что полагается (ширинку он расстегнул загодя). Блаженно мочась, он воздал очи горе и увидел золоченый крест. "Ё - мое!" - ёкнул Иван, опуская глаза. Прямо на него из-за забранного решеткой окна взирал возмущенный лик богомолки. "Это вроде богохульства получается, - ужасался Иван, не в силах остановить излияние. – А за это..." И не успел он додумать мысль о каре до конца, как наказание свершилось. То, что он держал в руках, одеревенело. "Вот это да! Теперь придется ходить в раскоряку, на люди не покажешься", - сказал себе Иван, пощупав теплую окаменелость.