Лейбниц и Юм

(Хрестоматия)

Лейбниц  Готфрид Вильгельм (1646—1716) — немецкий ученый-математик и философ, крупнейший представитель рационалистического направления в философии.

Монады и их диалектика

Я считаю, что весь универсум состоит единственно из про­стых субстанций, или монад, и из их сочетаний. Эти простые субстанции суть не то, что в нас или в гениях именуется духом, а в животных — душой. ... Представить себе, чтобы в простых субстанциях и, следовательно, во всей природе содержалось нечто иное, чем это, невозможно. Совокупности [монад] суть то, что мы называем телами.

Лейбниц Г.-В. Сочинения. В 4 т. Т. 1. М., 1982. С. 539.

... всякая монада есть живое зеркало универсума, отражаю­щее его на свой лад. ... материя сама по себе есть не что иное, как феномен, правда вполне обоснованный и обусловленный мо­надами...

В природе все наполнено. Существуют субстанции простые, действительно отделенные друг от друга своими действиями и беспрерывно меняющие свои отношения. Всякая простая субстан­ция, или особая монада, являющаяся ее центром и принципом единства сложной субстанции (например, животного), окружена массой, состоящей из множества других монад, образующих соб­ственное тело такой центральной монады; сообразно изменени­ям этого тела она представляет как бы некоторого рода центр вещи, находящейся вне ее. Это тело бывает органическим, когда оно образует некоторого рода естественный автомат или естествен­ную машину — машину не только в целом, но и в мельчайших своих частях, какие только можно заметить. И так как вслед­ствие полноты универсума все находится друг с другом в связи и всякое тело более или менее, смотря по расстоянию, действует на всякое другое тело и в свою очередь подвергается воздействию со стороны последнего, то отсюда вытекает, что всякая монада есть живое зеркало, наделенное внутренним действием, воспро­изводящее универсум со своей точки зрения и упорядоченное точно так же, как и сам универсум.

... Всякая монада в соединении с особым телом образует жи­вую субстанцию. Таким образом, не только повсюду есть жизнь, связанная с членами и органами, но и существует бесконечное множество ступеней монад, из которых одни более или менее господствуют над другими.

Там же. С. 405, 545.

1. Монада, о которой мы будем здесь говорить, есть не что иное, как простая субстанция, которая входит в состав слож­ных; простая, значит, не имеющая частей.

2. И необходимо должны существовать простые субстанции, потому что существуют сложные; ибо сложная субстанция есть не что иное, как собрание, или агрегат, простых.

3. А где нет частей, там нет ни протяжения, ни фигуры и невозможна делимость. Эти-то монады и суть истинные атомы природы, одним словом, элементы вещей.

4. Нечего также бояться и разложения монады, и никак нель­зя вообразить себе способа, каким субстанция могла бы естествен­ным способом погибнуть.

5. По той же причине нельзя представить себе, как может простая субстанция получить начало естественным путем, ибо она не может образоваться путем сложения.

6. Итак, можно сказать, что монады могут произойти или погибнуть сразу, т.е. они могут получить начало только путем творения и погибнуть только через уничтожение, тогда как то, что сложно, начинается или кончается по частям.

7. Нет также средств объяснить, как может монада претерпеть изменение в своем внутреннем существе от какого-либо дру­гого творения, так как в ней ничего нельзя переместить и нельзя представить в ней какое-либо внутреннее движение, которое могло бы быть вызываемо, направляемо, увеличиваемо или уменьшае­мо внутри монады, как это возможно в сложных субстанциях, где существуют изменения в отношениях между частями. Мона­ды вовсе не имеют окон, через которые что-либо могло бы войти туда или оттуда выйти. Акциденции не могут отделяться или двигаться вне субстанции, как это некогда у схоластиков получа­лось с чувственными видами. Итак, ни субстанция, ни акциден­ция не может извне проникнуть в монаду.

8. Однако монады необходимо должны обладать какими-ни­будь свойствами, иначе они не были бы существами. И если бы простые субстанции нисколько не различались друг от друга по свойствам, то не было бы средств заметить какое бы то ни было изменение в вещах, потому что все, что заключается в сложном, может исходить лишь из его составных частей, а монады, не имея свойств, были бы неразличимы одна от другой, тем более, что по количеству они ничем не различаются; и, следовательно, если предположить, что все наполнено, то каждое место посто­янно получало бы в движении только эквивалент того, что оно до сих пор имело, и одно состояние вещей было бы не отличимо от другого.

9. Точно так же каждая монада необходимо должна быть от­лична от другой. Ибо никогда не бывает в природе двух существ, которые были бы совершенно одно как другое и в которых нель­зя было бы найти различия внутреннего или же основанного на внутреннем определении.

10. Я принимаю также за бесспорную истину, что всякое со­творенное бытие — а следовательно, и сотворенная монада — под­вержена изменению и даже что это изменение в каждой монаде беспрерывно.

11. Из сейчас сказанного следует, что естественные измене­ния монад исходят из внутреннего принципа, так как внешняя причина не может иметь влияние внутри монады.

12. Но кроме начала изменения необходимо должно суще­ствовать многоразличие того, что изменяется, которое произво­дит, так сказать, видовую определенность и разнообразие про­стых субстанций.

13. Это многоразличие должно обнимать многое в единомили простом. Ибо так как естественное изменение совершается постепенно, то кое-что при этом изменяется, а кое-что остается в прежнем положении; и, следовательно, в простой субстанции не­обходимо должна существовать множественность состояний и от­ношений, хотя частей она не имеет.

Там же. С. 413-414.

 Теория познания

Но познание необходимых и вечных истин отличает нас от простых животных и доставляет нам обладание разумом и на­уками, возвышая нас до познания нас самих в Боге. И вот это называется в нас разумной душой или духом.

Равным образом через познание необходимых истин и через их отвлечения мы возвышаемся до рефлексивных актов, кото­рые дают нам мысль о том, что называется «я», и усматриваем в себе существование того или другого; а мысля о себе, мы мыс­лим также и о бытии, о субстанции, о простом и сложном, о невещественном и о самом Боге, постигая, что то, что в нас огра­ничено, в нем беспредельно. И эти-то рефлексивные акты дос­тавляют нам главные предметы для наших рассуждений.

... Есть также два рода истин: истины разума и истины фак­та. Истины разума необходимы, и противоположное им невоз­можно; истины факта случайны, и противоположное им возмож­но. Основание для необходимой истины можно найти путем ана­лиза, разлагая ее на идеи и истины более простые, пока не дой­дем до первичных.

Там же. Т. 1. С. 418.

... мы не вольны соединять идеи, как нам хочется; произво­димое нами сочетание должно оправдываться либо разумом, по­казывающим возможность его, либо опытом, показывающим его действительность, а следовательно, также возможность. Для того чтобы лучше отличать сущность от определения, следует при­нять во внимание, что у вещи только одна сущность, но зато несколько определений ее, выражающих ту же самую сущность...

... языки — это поистине лучшее зеркало человеческого духа и что путем тщательного анализа значения слов мы лучше всего могли бы понять деятельность разума.

Там же. Т. 2. С. 48—49, 295, 338.

Первоначальные истины, которые мы знаем благодаря ин­туиции, бывают, как и производные истины, двух родов. Они либо истины разума, либо истины факта. Истины разума необ­ходимы, а истины факта случайны. Первоначальные истины ра­зума — это те, которым я даю общее название тождественных, так как они, по-видимому, повторяют только то же самое, не

сообщая нам ничего нового. Они бывают утвердительными или отрицательными...

Мнение, основанное на вероятности, может быть, тоже зас­луживает названия знания; в противном случае должно отпасть почти все историческое познание и многое другое. Но, не вдава­ясь в спор о словах, я думаю, что исследование степеней вероят­ности было бы очень важным и отсутствие его составляет боль­шой пробел в наших работах по логике. Действительно, если нель­зя решить с абсолютной точностью какой-нибудь вопрос, то все­гда можно определить степень вероятности его на основании дан­ных обстоятельств, и, следовательно, можно правильно решить в пользу того или иного предположения. ... Таким образом, бу­дет два вида знаний подобно тому, как есть два вида доказа­тельств, из которых одни дают достоверность, а другие приво­дят лишь к вероятности.

Там же. С. 369, 381.

Универсальный метод и его принципы

Искусство открытия состоит в следующих максимах.

(1) Чтобы познать какую-либо вещь, нужно рассмотреть все ее реквизиты, т.е. все, что достаточно для того, чтобы отличить эту вещь от всякой другой. И это есть то, что называется «опре­делением», «природой», «взаимообратимым свойством».

(2) Раз найдя способ, как отличить одну вещь от другой, сле­дует применить то же первое правило для рассмотрения каждого из условий, или реквизитов, которые входят в этот способ, а так­же ко всем реквизитам каждого из этих реквизитов. Это и есть то, что я называю истинным анализом или разделением трудно­сти на несколько частей. Ибо хотя уже и говорили о том, что следует разделять трудности на несколько частей, но еще не на­учили искусству, как это делать, и не обратили внимания на то, что имеются разделения, которые более затемняют, чем разъяс­няют.

(3) Когда анализ доведен до конца, т.е. когда рассмотре­ны реквизиты, входящие в рассмотрение некоторых вещей, которые, будучи постигаемы сами по себе, не имеют реквизитов и не нуждаются для своего понимания ни в чем, кроме них самих, тогда достигается совершенное познание данной вещи.

(4) Когда вещь того заслуживает, следует стремиться к тако­му совершенному ее познанию, чтобы оно все сразу присутство­вало в духе; и достигается это путем неоднократного повторения анализа, который следует проделывать до тех пор, пока нам не покажется, что мы видим вещь всю целиком одним духовным взором. А для достижения такого эффекта следует в повторении анализа соблюдать определенную последовательность.

(5) Признаком совершенного знания будет, если в вещи, о которой идет речь, не остается ничего, чему нельзя было бы дать объяснения, и если с ней не может случиться ничего такого, чего нельзя было бы предсказать заранее.

((5)) Очень трудно доводить до конца анализ вещей, но не столь трудно завершить анализ истин, в которых нуждаются. Ибо анализ истины завершен, когда найдено ее доказатель­ство, и не всегда необходимо завершать анализ субъекта или предиката, для того чтобы найти доказательство предложения. Чаще всего уже начала анализа вещи достаточно для анализа, или для совершенного познания истины, относящейся к этой вещи.

(6) Нужно всегда начинать исследования с вещей наиболее легких, каковыми являются вещи наиболее общие и наиболее про­стые, т.е. такие, с которыми легко производить опыты.находя в этих опытах их основание, как-то: числа, линии, движения.

(7) Следует всегда придерживаться порядка, восходя от ве­щей более легких к более трудным, и следует пытаться найти такое продвижение вперед в порядке наших размышлений, что­бы сама природа стала здесь нашим проводником и поручите­лем.

(8) Нужно стараться ничего не упускать во всех наших распре­делениях и перечислениях. А для этого очень хороши дихотомии с противоположными членами.

(9) Результатом нескольких анализов различных отдельных предметов будет каталог простых или близких к простым мыс­лей.

(10) Располагая таким каталогом простых мыслей, можно сно­ва проделать все a priori и объяснить происхождение вещей, беря за основу некий совершенный порядок и некую связь или абсолютно законченный синтез. И это все, что способна делать наша душа в том состоянии, в котором она ныне находится.

Там же. Т.З. С. 98—99.

... если изобретение телескопов и микроскопов принесло столько пользы познанию природы, можно легко представить, насколько полезнее должен быть этот новый органон, которым, насколько это в человеческой власти, будет вооружено само ум­ственное зрение.

Там же. С. 499.

Юм Давид (1711—1776)— английский философ-идеалист, историк, экономист. Склонялся к скептицизму и агности­цизму, предшественник позитивизма

Разум есть открытие истины или заблуждения. Истина или заблуждение состоят в согласии либо несогласии с реальным oi-ношением идей или с реальным существованием и фактами. Сле­довательно, все то, к чему неприменимо такое согласие или не­согласие, не может быть ни истинным, ни ложным и никогда не в состоянии стать объектом нашего разума. " .. .философия, которая содержится в этой книге, является весь­ма скептической и стремится дать нам представление о несовер­шенствах и узких пределах человеческого познания. Почти все рассуждения сводятся к опыту, и вера, которая сопровождает опыт, объясняется лишь посредством специфического чувства или яркого представления, порождаемого привычкой.

Там же. С. 592, 605, 805.

Человек — существо разумное, и, как таковое, он находит себе надлежащую пищу в науке; но границы человеческого по­знания столь узки, что можно питать лишь слабую надежду на то, чтобы как объем, так и достоверность его приобретений в этой области оказались удовлетворительны...

Нужно сознаться, что природа держит нас на почтительном расстоянии от своих тайн и предоставляет нам лишь знание не­многих поверхностных качеств объектов, скрывая от нас те силы и принципы, от которых всецело зависят действия этих объек­тов...

Итак, существует род предустановленной гармонии между ходом природы и сменой наших идей, и, хотя силы, управляю­щие первым, нам совершенно неизвестны, тем не менее наши чувства и представления, как мы видим, подчинены тому же еди­ному порядку, что и другие создания природы...

Спорить можно об истине, а не о вкусе. То, что существует в природе вещей, есть мерило нашего суждения; то, что каждый человек ощущает в самом себе, есть мерило чувства.

Там же. Т. 2. С. 11,35,57,213.

Нет такого впечатления или такой идеи любого рода, которые не сознавались или не вспоминались бы нами и которых мы не представляли бы существующими; очевидно, что из такого сознания и проистекает наиболее совершенная идея бытия и уверенность в нем. Исходя из этого, мы можем сформулировать следующую дилемму, самую ясную и убедительную, какую только можно себе вообразить: так как мы никогда не вспоминаем ни одного впечатления и ни одной идеи, не приписывая им существования, значит, идея существования должна либо происходить от отчетливого впечатления, соединенного с каждым восприятием или с каждым объектом нашей мысли, либо быть тождественной самой идее восприятия или объекта.

Так как эта дилемма является очевидным следствием принципа, гласящего, что каждая идея происходит от сходного в ней впечатления, то наш выбор между обоими положениями дилеммы не может быть сомнительным. Не только нет такого отчетливого впечатления, которое сопровождало бы каждое впечатление и каждую идею, но я не думаю, чтобы существовали вообще два отчетливых впечатления, которые были бы соединены неразрывно. Хотя некоторые ощущения и могут быть временно соединены, мы вскоре замечаем, что они допускают разделение и могут быть даны в отдельности. В силу этого, хотя каждое впечатление и каждая идея, какие мы только помним, рассматриваются как существующие, однако идея существования не происходит от какого-либо отдельного впечатления.

Итак, идея существования тождественна идее того, что мы представляем как существующее. Просто думать о какой-нибудь вещи и думать о ней как о существующей совершенно одно и то же.

Юм. Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения: в 2-х т. Т.1. — М., 1965. — С. 161.

Предположим, что перед нами налицо два объекта, один из которых — причина, а другой — действие; ясно, что путем простого рассмотрения одного из этих объектов или же их обоих мы никогда не заметим той связи, которая их соединяет, и никогда не будем в состоянии решить с достоверностью, что между ними есть связь. Итак, мы приходим к идее причины и действия, необходимой связи, силы, мощи, энергии и дееспособности не на основании какого-нибудь единичного примера. Если бы мы никогда ничего не видели, кроме совершенно отличных друг от друга единичных соединений объектов, мы никогда не были бы в состоянии образовать подобные идеи.

Но далее, предположим, что мы наблюдаем несколько примеров того, что одни и те же объекты всегда соединены вместе: мы тотчас же представляем себе, что между ними существует связь, и начинаем заключать от одного из них к другому. Таким образом, эта множественность сходных примеров оказывается самой сущностью силы, или связи, и является тем источником, откуда проистекает эта идея. Следовательно, чтобы понять идею силы, мы должны рассмотреть эту множественность — больше ничего и не требуется, чтобы преодолеть затруднение, так долго смущавшее нас...

...Предполагать, что будущее соответствует прошлому, побуждает нас лишь привычка... И даже после того, как я в процессе опыта воспринимал множество повторяющихся действий такого рода, нет аргумента, понуждающего меня предположить, что действие будет соответствовать прошлому опыту. Силы, которые действуют на тела, совершенно неизвестны. Мы воспринимаем только свойства тех сил, которые доступны ощущениям...

...Руководителем в жизни является не разум, а привычка. Лишь она понуждает ум во всех случаях предполагать, что будущее соответствует прошлому...

Юм. Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения: в 2-х m. T.1 — M., 1965. — С. 170—174, 796—800.

...Я решаюсь утверждать относительно остальных людей, что они суть не что иное, как связка или пучок различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении, в постоянном движении. Наши глаза не могут повернуться в глазницах без того, чтобы не изменились наши восприятия. Наша мысль еще более изменчива, чем зрение, а все остальные наши чувства и способности вносят свою долю в эти изменения, и нет такой душевной силы, которая оставалась бы неизменно тождественной, разве только на одно мгновение. Дух — нечто вроде театра, в котором выступают друг за другом различные восприятия...

Юм. Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения: в 2-х т. Т. 1.— М., 1965.— С. 369.

Мир, в котором мы обитаем, представляет собой как бы огромный театр, причем подлинные пружины всего происходящего в нем от нас совершенно скрыты, и у нас нет ни знания достаточного, чтобы предвидеть те бедствия, которые беспрестанно угрожают нам, ни силы достаточной, чтобы предупредить их. Мы непрестанно балансируем между жизнью и смертью, здоровьем и болезнью, изобилием и нуждою, — все это распределяется между людьми тайными, неведомыми причинами, действие которых часто бывает неожиданным и всегда — необъяснимым. И вот эти-то неведомые причины становятся постоянным предметом наших надежд и страхов; и если наши аффекты находятся в постоянном возбуждении благодаря тревожному ожиданию грядущих событий, то и воображение наше также действует, создавая представление об указанных силах, от которых мы находимся в столь полной зависимости...

Люди обладают общей склонностью представлять все существующее подобным себе и приписывать каждому объекту те качества, с которыми они близко знакомы и которые они непосредственно осознают. Мы усматриваем на луне человеческие лица, в облаках — армии и в силу естественной склонности, если таковую не сдерживает опыт и размышление, приписываем злую или добрую волю каждой вещи, которая причиняет нам страдание или же доставляет удовольствие... Даже философы не могут вполне освободиться от этой естественной слабости; они часто приписывали неодушевленной материи страх перед пустотой, симпатии, антипатии и другие аффекты, свойственные человеческой природе...

...Неудивительно, что человечество, находящееся в полном неведении относительно причин и в то же время весьма озабоченное своей будущей судьбой тотчас же признает свою зависимость от невидимых сил, обладающих чувством и разумом...

...Не трудно заметить, что, чем больше образ жизни человека зависит от случайностей, тем сильнее он предается суеверию; в частности, это наблюдается у игроков и мореплавателей, которые из всех людей меньше всего способны к серьезному, но зато полны всяких легкомысленных и суеверных представлений.

Юм. Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения: в 2-х т. Т. 2. — М., 1965. — С. 371, 372.

...Необходимость есть нечто существующее в уме, а не в объектах, и мы никогда не составим о ней даже самой отдаленной идеи, если будем рассматривать ее как качество тел.

Юм. Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения: в 2-х т. Т. 2. — М., 1965. — С. 795.